— Я же вам говорил.
Ковыляя, ариекаи забрались в обшитую деревянными панелями каюту, оставив бетон Послограда позади, и небо потемнело от птичьих стай. Озадаченные послы и служители остались стоять чуть не по стойке смирно.
Мы всегда думали об ариекаях в терминах античного мира — мы смотрели на наших Хозяев и видели в них насекомо-коне-коралло-рыбо-существ. Химер из нашего далёкого прошлого. И вдруг они, эти самые химеры, мелодично загудели и погрузились в какие-то им одним понятные мечты.
— Они улетели. Послы пробовали их остановить, но что они могли сделать, под ноги им броситься, что ли? Они кричали, приглашали их задержаться, поговорить. ЭдГар и ЛоГан надрывали глотки, ХоаКин и АгНес старались… быть более убедительными. Но Хозяева просто прошли мимо, и всё. Мы с Эзом спросили, что нам теперь делать, но КелВин и АрнОльд ответили, что мы и так уже сделали достаточно. — Он схватился за голову. — А теперь даже МагДа не разговаривают с нами. Я уже несколько дней их не видел. Разве ты не хочешь узнать, что происходит?
— Конечно, — ответила я. — Не говори глупостей.
— Там столько кричали.
— Кто такие оратеи? — спросила я.
— Не знаю, — сказал он. — А что?
— КелВин и ГенРи упоминали о них, — сказала я. Непроверенная информация Симмона. — Я думаю, они могут оказаться теми, кого нам надо искать. Я думала, может, ты знаешь…
— Кого нам надо искать, оратеев, КелВин или ГенРи?
— Не знаю, — сказала я. — Да. — Я пожала плечами. Да, почему бы и нет?
— Я думал, ты сможешь помочь, — сказал он. — Люди очень верят в твои способности.
— Они говорили тебе, что я флокер? — спросила я. — Угораздило же меня обучить их этому гадскому словечку. Теперь они будут думать, что я могу всё. Хотя ничего они на самом деле не думают: просто не упускают случая блеснуть термином «флокировать».
— Они разговаривают с экзотами, — сказал Ра. — Послам пришлось сообщить кеди и другим о том, что происходит. Должно быть, они ещё надеялись удержать ситуацию под контролем, но… — Тут снова задребезжал дверной звонок. — Подожди, — начал он, но я уже встала и вышла из комнаты.
Открыв дверь, я увидела за ней констеблей и офицеров безопасности. Среди них были парни моложе меня, они казались смущёнными.
— Мисс Беннер Чо? — спросил один из них. — Извините за беспокойство. Я полагаю, здесь, гм, Ра? — Он поперхнулся на отсутствии обращения.
— Ависа, где он?
Я узнала голос.
— МагДа? — спросила я. Их не было видно за спинами эскорта.
Посол протолкались вперёд.
— Мы должны поговорить с ним.
— Срочно.
— Привет. — Это сказал Ра из-за моей спины. Я не обернулась.
— Ра. — Я думала, они будут в ярости, но Маг и Да, казалось, просто испытали облегчение при виде его. Расчувствовались. — Вот ты где.
— Ты должен вернуться.
— Вас необходимо взять под покровительственный арест, — сказал один офицер. Вообще-то, МагДа при этих словах разозлились, но не стали его перебивать. — Ради вашей безопасности. Пока ситуация не нормализуется. Пожалуйста, пройдёмте.
Ра подтянулся. Офицер встретил его взгляд. В следующее мгновение Ра кивнул мне и позволил себя увести. Я кивнула ему в ответ. Он немного разочаровал меня.
Уводя его, они обошлись без наручников. Почтительно шагали чуть поодаль, как будто и в самом деле были теми, за кого себя выдавали, почётным караулом. Полагаю, что это была своего рода честь, но любой, кто хоть немного понимал в послоградской политике, не усомнился бы в том, что это арест. Я наблюдала, как он уходит, чтобы составить компанию Эзу, а может быть, и Уайату, в их безупречно прибранных комнатах — в этом я не сомневалась, — запертых и охраняемых снаружи.
Минувшее, 6
Религиозные установления Послограда точно копировали бременские. Официальной церкви в городе не существовало, но, как обычно во всех маленьких колониях, среди его основателей было изрядное количество людей верующих. Церковь Бога Фаротектона ближе всего подходила к нашему варианту титульной религии. Башни-маяки тут и там прорезали крыши Послограда, подвижные фонари на их верхушках вращали в ночном небе лучи света.
Существовали и другие молельные места: крошечные синагоги; храмы; мечети; церкви, каждая со своей регулярной паствой из нескольких десятков человек.
В каждой конфессии была своя кучка ультраортодоксов, которые твёрдо стояли против любых безбожных нововведений и старательно соблюдали церковный календарь, основанный на тридцатисемичасовом бременском дне или, ещё безумнее, на предполагаемой продолжительности суток и времён года на Терре.
Как и Хозяева, послоградские кеди не имели богов: по их верованиям, души предков и ещё не рождённых детей вечно вели ревнивую войну против живущих, хотя последние выглядели отнюдь не постными и не истомлёнными непрекращающейся битвой, как то заставляла предположить такая теология. Верующие встречались среди шурази, но там они числились в отступниках: основная масса считала себя атеистами, возможно, потому, что они никогда не умирали своей смертью, а только из-за несчастного случая, и очень редко рожали детей.
Послоградцы имели полную свободу неверия. Я не привыкла думать о зле.
Улья звали Сурль/Теш-Эчер, как мы узнали из его разговоров с другими Хозяевами. Я сказала об этом КелВин, искалечив его имя своим моноголосом, которым произнесла сначала одну, потом другую его половину.
— Вы не могли бы узнать, когда он будет выступать на Фестивале Лжецов в следующий раз? — сказала я. — Он мой верный фанат, и мне бы хотелось… отплатить ему той же монетой.
— Ты хочешь снова…
— … пойти на Фестиваль?
— Ага. Я и ещё парочка сравнений. — Сначала это был просто каприз, продиктованное обычным любопытством желание понаблюдать за своим наблюдателем, но чем дольше я об этом думала, тем больше мне этого хотелось. Когда я поделилась мыслью с Хассером и кое с кем ещё, они тоже загорелись.
— Думаешь, мы тоже сможем пойти? Думаешь, тебе удастся ещё раз провести нас туда? — Нас уже давненько не звали на праздники Языка, и хотя лишь я больше интересовалась ложью, чем своим собственным употреблением, остальные галстучники вряд ли ответили бы отказом на подобное приглашение.
КелВин и в самом деле занялись этим вопросом, хотя и без особого желания. Временами я удивлялась, почему они вообще мне потакают. Кто-нибудь из них вечно на меня дулся. Разница в их поведении была почти незаметна, но я привыкла к послам и легко её чувствовала. И думала, что они по очереди то остывают ко мне, то снова теплеют, как в известной полицейской процедуре.
Тем временем в «Галстуке» разговоры Хозяев высвечивали разногласия между ними. У них были свои лагеря, каждый со своей теорией и тайной политикой. Одни как будто любили нас — хотя, конечно, это слово мало тут подходит — как разновидность зрелища. Другие сравнивали наши достоинства: их мы звали критиками. Человек, который плавает с рыбами, прост, говорил один. Девочка, которая съела то, что ей дали, похожа на многое. Валдик посмеялся, но был не очень обрадован, услышав, что у него заезженный троп. Улей, которого я стала называть Сурль/Теш-Эчер, грубовато подражая его настоящему имени, был гуру другой группы. Чемпионом лжецов.
У него были свои постоянные спутники: Испанская Танцовщица; ещё один, мы звали его Жердью; и другой, по прозвищу Длинный Джон — у него вместо копыта был биопротез. Отрывки, понятые нами из их слов, с трудом складывались во что-то осмысленное на всеанглийском: представьте себе людей, которые осматривают на выставке экспонат, время от времени бросая короткие фразы, вроде «Незавершённость», или «Потенциал», или «Содержание любопытное, но воплощение неуверенное», а иногда что-нибудь более длинное, но не менее туманное.
— «Птицы кружили, как девочка, которая съела то, что ей дали», — перевёл Хассер. — «Птицы похожи на девочку, которая съела то, что ей дали, и на мужчину, который плавает с рыбами, и на расколотый камень…»